Мы продолжаем публиковать отрывки из книги Себастьена Грожана и Арно Клемана “Passing-Potes” — в русском переводе «Друзья-соперники». В этой главе они рассказывают о том, как непросто складывались поначалу их отношения.
Арно Клеман: «Никто меня тогда особо не выделял»
Даже если теннис и стал моей страстью, о том, чтобы бросить учебу, не было и речи. Поэтому я продолжил учиться до тех пор, пока не получил степень бакалавра в лицее имени Поля Сезанна в городе Экс-ан-Прованс. Заполучив диплом, я не знал, как продолжить свое образование. Ничто меня по-настоящему не увлекало, и тогда я бросил себе вызов: прозаниматься год теннисом, чтобы посмотреть, что из этого получится. В свои 17 лет я имел довольно посредственный разряд для того, чтобы надеяться сделать карьеру в теннисе, но поскольку меня ничего больше не интересовало…
Я уже довольно продолжительное время тренировался под руководством Тревора Аллана в Муниципальном спортивном кружке (CSM) в Марселе, а жил по-прежнему в Экс-ан-Провансе, в сорока километрах оттуда. В то же время, когда я не ездил на турниры, я порой гостил у бабушки и дедушки в Марселе, чтобы не мотаться туда-сюда, потому что в CSM тренировки проходили каждое утро. В нашей группе тренировался в том числе Филипп Розан, который станет моим тренером в 2000 году. В конце 1995 года мне присвоили более высокий разряд. Спустя три года после получения степени бакалавра, с того момента, как я начал играть турниры категории «сателлит», я прошел один круг, победив Стефана Юэ, который тогда стоял в рейтинге во Франции 25‑м по своему возрасту. Следом я дошел до полуфинала на «Мастерсе» в рамках тура «сателлит». И хотя никто тогда меня особо не выделял, именно с этого момента Теннисная лига Прованса начала мною интересоваться. Мне предложили эпизодически работать с Бернаром Фритцем, продолжая при этом тренироваться с Тревором Алланом. А Бернар в то время уже курировал Себастьена Грожана в рамках программы по работе с молодыми талантами в Теннисной лиге Прованса. В тот момент, когда мы вместе с Грожаном работали под руководством Бернара Фритца, Себастьен был заведомо сильнее меня. И я говорил себе, что мне повезло, потому что я могу тренироваться вместе с таким сильным игроком. В региональных турнирах только одному местному юниору удавалось победить Себастьена — его звали Гиг. Вместе с Себом они выходили во все финалы, и при этом Себ проиграл только два раза из пятнадцати! Поэтому ему было не слишком интересно играть со мной, но, с другой стороны, в нашем регионе было не так‑то много партнеров, с которыми можно было тренироваться. С этой проблемой сталкиваешься, когда живешь в провинции.
У меня не было никаких проблем с тренером Бернаром Фритцем, он делал все, чтобы я быстро втянулся. А вот с Себастьеном как‑то у нас не заладилось, я это сразу почувствовал. Сегодня, если я говорю ему то, что ему не нравится, он спокойно к этому относится. А в то время, хотя атмосфера была в целом неплохой, скорее, даже хорошей, он вообще не воспринимал мое мнение по любому вопросу. Не то чтобы он смотрел на меня свысока, потому что лучше играл в теннис, просто мы с ним не были корешами. Иногда он даже вел себя по отношению ко мне довольно жестко. Я должен был постоянно следить за своей речью. О Себастьене часто говорили как о большом насмешнике. Так вот, я спокойно реагировал на его провокации, зато он, наоборот, сердился всякий раз, когда я его подкалывал. Словом, он имел право надо мной подшучивать, а я — нет. С учетом того, какими стали наши отношения теперь, мне запомнилось, что он был очень обидчивым. Он никогда не смотрел на меня букой в течение целой недели — это длилось всего час, просто таким способом он хотел показать, что ему это не нравится. На самом деле он всегда вел себя несколько сдержанно, словно хотел держать небольшую дистанцию между собой, Бернаром и мною. Но я особо не брал в голову. Я говорил себе: «Такой уж он, Себастьен. Вот и все».
У меня было такое впечатление, что отчуждение между нами было вызвано прежде всего мною, а не тем, что я вклинился в тандем, который у них сформировался с Бернаром. Поэтому я говорил себе, что это со временем сойдет на нет, после того как мы поближе узнаем друг друга. Тем более, что мы ни разу с ним не разругались вдрызг, да и разговоров на повышенных тонах у нас не было. В силу своего темперамента я терпеть не могу конфликтовать с кем бы то ни было, особенно если знаю, что мне предстоит регулярно общаться с этим человеком. Поэтому я постоянно вел себя сдержанно.
Себастьен Грожан: «Я не опустил руки»
Разочарованный и удрученный после моего отчисления из INSEP (Национальный институт спорта, экспертизы производительности, который готовит элитных спортсменов во Франции), я тем не менее руки не опустил. Благодаря Теннисной лиге Прованса я получил стипендию, что позволило мне тренироваться под руководством Бернара Фритца в Марселе. Впервые я познакомился с Бернаром, когда мне было десять или одиннадцать лет, когда я тренировался в городе Гап. Он с самого начала показал, что очень верит в меня, и это меня сильно воодушевило. Я начал упорно тренироваться благодаря ему. В сентябре 1994 года я стал учеником старших классов лицея Перье в Марселе, где арендовал маленькую однокомнатную квартиру. Я не любил одиночества, но, к счастью, редко оставался один по вечерам. Каждый день — кроме среды, когда я заказывал себе пиццу на дом — я шел ужинать к друзьям. Разумеется, к Бернару, но также и к Шарлю Букобза, бывшему гандболисту, ставшему тренером по физподготовке, с которым я работал. Я также регулярно наведывался к Жан-Франсуа Кожолю (экс-вторая ракетка Франции, ставший впоследствии директором турнира в Марселе). На выходные я оставался в Марселе, где меня навещали мои родители. А зимой я порой уезжал кататься на лыжах в Пра-Лу (горнолыжный курорт во французских Южных Альпах). Это был приятный для меня период моей жизни, и при этом очень важный.
Однако совмещать учебу с теннисом было непросто. Под меня не перекраивали расписание уроков, а мои учителя подарков мне не делали. Помню, что на уроках физкультуры мне постоянно ставили плохие оценки: вместо того, чтобы идти на урок, я играл в теннис. И к концу года учитель физкультуры сказал: «Грожан? Не знаю такого! Ни разу не видел! Ставлю ноль!» Приятно было услышать такое… В итоге я остался на второй год в старшем предвыпускном классе. На следующий год я учился заочно, а потом и вовсе закончил с учебой.
Что касается тенниса, то Бернар Фритц занимался исключительно со мной. Это продолжалось полтора года. Иногда я спарринговал с Жюльеном, сыном Бернара, который был старше меня на два года, или с сильными игроками клуба, у которых рейтинг был выше, чем у меня. Вот так я тренировался пять раз в неделю, продолжая работу по ОФП, но не с такой интенсивностью, как в Париже. Это не помешало мне стать чемпионом Франции среди юниоров летом 1995 года, спустя год — почти день в день — после того, как меня отчислили из INSEP.
Арно подключился к нашему тренировочному тандему в сентябре 1995 года. Мы уже играли с ним однажды по юниорам, но были мало знакомы. Даже при том, что Арно собирался проводить с нами половину своего тренировочного времени, а Бернар Фритц заверил меня, что приход Арно лишь пойдет мне на пользу, я плохо воспринял эти перемены в нашей тренировочной структуре. И это никак не было связано с уровнем игры Арно; кстати, на самом деле мне как‑то особенно не запомнилось, что я его легко обыгрывал (шутка). Я помню лишь, что он в то время толком не умел бить справа (смеется).
С того момента, как я приехал в Марсель, Бернар Фритц стал для меня очень важным человеком. Он подставил мне плечо во многих областях и роль, которую он играл в моей жизни, выходила далеко за рамки тенниса. Могу сказать, что он взял на себя мое воспитание, тем более что я встречался со своими родителями только по выходным или во время некоторых школьных каникул. Бернар посвящал мне так много времени, жертвуя при этом очень многим, что по сути стал моим вторым отцом. Самое главное, он верил в меня, а на тот момент таких людей было немного. Так что когда заявился Арно, я уже привык к тому, что Бернар всецело посвящал себя мне.
И вот в одночасье увидел, как Бернар стал делить себя между мною и Арно, и это меня покоробило. Я мысленно в течение нескольких месяцев прокручивал в голове эту ситуацию, которая меня не устраивала. Таков уж я — все держу в себе, а потом вдруг взрываюсь. Это то, что произошло в феврале 1996 года… Я участвовал в турнире категории «сателлит» в местечке Монруж (коммуна в южном пригороде Парижа, расположенная в 4,4 км от центра французской столицы). Я проиграл в первом круге и забил на все. Забежал в отель, чтобы собрать свои вещи, и сел в самолет, чтобы вернуться к родителям в Пра-Лу. Меня достали и Бернар, и Арно, я не воспринимал ни того, ни другого — они оба стали для меня невыносимы. Я провел несколько дней в Пра-Лу, немного покатался на лыжах, чтобы отвлечься, а потом ко мне приехал Бернар. И тут я ему все выложил. Я объяснил, что хочу, чтобы он больше занимался мною, что наши отношения изменились. Он заверил меня, что это не так.
Сегодня я отдаю себя отчет в том, что я повел себя тогда, как избалованный ребенок, как мальчишка, у которого есть все и который не хочет делиться своими подарками. Но я выслушал Бернара, и поскольку я всегда верил в то, что он говорит, в конце этого мужского разговора я пообещал ему сделать над собой усилие, чтобы принять эту ситуацию. В итоге я вернулся в Марсель с новым настроем, сказав себе, что я должен работать, избегая ненужных эмоциональных всплесков.
Себастьен Грожан: «Я никогда не забуду финал Кубка Дэвиса 1991 года»
