Мы продолжаем публиковать отрывки из книги легендарного французского теннисиста Анри Леконта «Новые мячи». Речь пойдет о его разлуке с домом и поступлении в INSEP — национальный институт спорта, экспертизы и высоких результатов, топовая французская школа-интернат и спортивный центр, где готовят элитных спортсменов.
Моими кумирами были Бьорн Борг и Роскоу Таннер. Без моего ведома Ги Ларкад, тренер клуба в Венсене, позвонил маме. Он слышал обо мне и просил ее привезти меня в его клуб, чтобы я там поиграл. По его словам, у него есть на примете молодой тренер по имени Патрис Хагелауэр, который мог бы помочь мне добиться прогресса. Без всяких колебаний, увидев в этом новую возможность для меня, мама соглашается, и я начинаю ходить в этот клуб каждый четверг.
Я тогда еще об этом не знал, но эта судьбоносная встреча с «Хагелем» стала одной из трех или четырех, сыгравших решающее значение в моей карьере. Он первым понял, что я действительно был рожден для этого. «Я знаю Анри с тех пор как ему было шесть лет, — вспоминает Хагелауэр. — Я тогда был в INS, я учился, чтобы стать учителем физкультуры. Каждую среду днем я отправлялся в клуб в Жуэнвилле, чтобы давать уроки тенниса, я занимался теннисной школой, а мама Анри была преподавательницей.
Но Анри был еще совсем мальчишкой. Что меня удивляло и что я находил абсолютно потрясающим, так это легкость, с которой он повторял движения в теннисе, и это всех поражало. Но еще более удивительным было то, что он играл не переставая. Мы были там с 14:00 до 18:00 вместе с его мамой и целой ватагой малышей вокруг, и Анри постоянно переходил из одной группы в другую. Он беспрестанно играл всю вторую половину дня».
С Патрисом Хагелауэром я открыл для себя, что значит настоящая тренировка с использованием первых теннисных пушек. Начиная с этого момента все изменилось. Мама начала брать меня на турниры. Сначала — когда вся семья уезжала на каникулы в Сен-Мало. Вместе с моим братом и сестрами мы записывались на все турниры, которые проходили недалеко от пляжей. Начиная с 10 лет, я уже играл матчи один за другим, и сразу стало очевидно: я не люблю проигрывать. Настолько, что на меня нужно было надавить, чтобы я пожал руку победившим меня игрокам в конце матча.
Я также обнаружил, что мне нравится путешествовать, уезжать в незнакомые города, открывать для себя новые места. Тем временем теннисная лихорадка захватила всю семью: у моей сестры Сабины был очень приличный разряд, а сестра Фредерика — левша, как и я — стала чемпионкой Франции в своей возрастной группе.
Проходят месяцы, годы. Я играл матчи, турниры. Я с нетерпением ждал возможности дать моей страсти выплеснуться наружу. Я по-прежнему хожу в школу, но мне там скучно, я не делаю домашние задания и думаю только о тренировках. Когда пришло время писать сочинения, я получал хорошие оценки, когда речь шла о теннисе. Что касается математики, то тут одной хорошей оценки было достаточно для того, чтобы я потерял интерес ко всем остальным предметам — настолько, что прогуливал контрольные, считая, что основное я уже сделал.
Однажды я вернулся домой с дневником, в котором стояли оценки ниже среднего. Мой отец с непроницаемым лицом в стиле актера Лино Вентуры дал мне подзатыльник, воспоминания о котором я храню до сих пор, и пообещал мне подарить мне новогодний подарок, который соответствовал бы моим школьным успехам — в итоге я получил простой альбом для фотографий!
Это не помешает мне в будущем стать настоящим массовиком-затейником, со своим сильным характером, который устраивал вокруг себя настоящую суматоху, играл с огнетушителями или постоянно прикалывался со своими корешами из старших классов. Из-за этого меня несколько раз выгоняли из школы за поведение, несовместимое со школьными нормами и атмосферой учебного заведения…
Продолжение следует…о ОФП), под руководством которого я быстро добился прогресса. В тот период все было предельно просто, никто не сачковал: мы себя не жалели и надо было упорно работать с тяжестями, независимо от того, был ты худоват или нет.
Хотя сестра Фредерика была со мной, разлука с домом, которую мы, тем не менее, желали, вначале далась нелегко. Моя мать регулярно нас навещает, она привозит нам сладкие пироги, но я часто плачу по ночам, разумеется, не показывая другим, насколько трудно мне далось отлучение от семьи. Для меня было делом чести не сдаться. Довольно часто Фредерика была единственной свидетельницей моих переживаний — если только она, перед которой открывалось блестящее будущее, не была в отлучке на соревнованиях.
