Жить и умереть в Париже?
Весной 1790 года во Францию приехал 23-летний Николай Карамзин, будущий известный писатель-историк. «Я хочу,– писал он, – жить и умереть в моем любезном Отечестве; но после России нет для меня земли приятней Франции». Как не вспомнить ту же, но иначе высказанную мысль Маяковского: «Я хотел бы жить и умереть в Париже, Если б не было такой земли – Москва». Вот и для меня нет после России земли приятней Франции: жил там и учился в отрочестве (в связи с командировкой родителей), свободно говорю и пишу по-французски, знаю литературу Франции, ее историю, люблю французских шансонье (не путать их шансон с нашим «блатным-барыжным»), французский сыр…
…И французский теннис. В том числе и поэтому отправил туда на теннисную учебу своего сына, который «Ролан Гаррос» не покорил, но в юниорах даже сыграл в паре турниров сЭнди Мюрреем. И главное–унаследовал нашу семейную любовь ко всему французскому. Чего греха таить, даже подумывал о том, чтобы остаться там работать тренером. Но не сложилось, да и я отговаривал. И сейчас, думаю, не жалеет. Кует русские теннисные таланты в Москве, хотя и чертыхается порой, устав, как и все мы, от нашего родного, заточенного под коммерцию, русского бардака. Но останься он, чем бы он тогда был лучше наших теннисных «казахов», поменявших наш герб (теперь уже не «серпасто-молоткастый», а с двуглавым орлом) на голубовато-желтый казахский (см. стр. 28)?
«В 2002 году на финале в Берси болел ты не за Матьё, а за Южного? – аргументировал я. – А грибы в Подмосковье, шашлыки на бабушкиной даче, пивко с друзьями в Серебряном бору под Юрия Шевчука?..» Да, коль скоро бежит молодежь, видать, не все ладно в российском теннисном хозяйстве. Оно отражает «среднюю температуру» по стране. Как признал давеча Путин, Россия все еще больна. Но, как пел тот же Шевчук, «она нам нравится, хоть и не красавица…» И, самое обидное, «доверчива»: дала Казахстану палец, а там уже готовы всю руку оттяпать. Может, хватит уже?
